Ёжик умер и попал черт знает куда. Если бы он верил в бога, то наверное попал бы бог знает куда,  но он был отаист (бабушка однажды ему рассказывала, что его принес аист). 

У Зденека было странное хобби. Даже не хобби, а почти невроз. Он обожал бесцельно слоняться по городу. Проходил через весь квартал до последнего фонаря и там, где улица упиралась в обрыв, поворачивал налево. Шел мимо старой булочной, вдоль голых магазинных витрин, мимо аптеки и подслеповатых корпусов студенческого общежития, мимо кинотеатра — и дальше вниз, под эстакаду, и поднимаясь по тонким капиллярам переулков, делал полный круг.

Дон зажмурился, пытаясь подавить болезненный приступ клаустрофобии. Досчитал до девяти и снова — осторожно, из-под опущенных век — оглядел комнату. Лучше она не стала. Жалкая конура, в которой абсолютно нечего делать. Разве что в потолок плевать — и смотреть, как капает вниз. Дона тошнило от жары.

Каждый день у меня сейчас – День сурка. Вы фильм вспомнили? Так там была сказка с добрым концом. Герою всего-то и надо было – измениться так, чтобы его полюбили. Что надо мне – не знаю. Полагаю, конец добрым не будет.

 Я, так-то, вообще не понимаю, что со мной происходит.

Дона знобило. Побаливала грудь, распухли и ныли фаланги пальцев. Боль, неявная, шла фоном, отравляла и обволакивала усталостью, серым тошнотворным маревом. Ломило спину, и от постоянного напряжения слезились глаза, так, что хотелось уменьшить яркость травы и неба. Да еще этот старик! Дон посмотрел и скривился.

Купол цирка шапито ярко блестел и как будто плавился под июльским солнцем. Красный, глянцевый, похожий на половину яблока с зеленой заплаткой-листиком, он раскинулся на пустыре, маня городскую ребятню. За шатром громоздились машины, фургоны и клетки со всяким зверьем, выставленные под открытое небо. Тигры, кролики, обезьяны, крохотный слоник, два белых лебедя и говорящая птица-майна. 

– А где это?
– От ворот  вниз по улице, все вперед и вперед, а потом по лесенке вниз – кирпичное здание с башенкой. Очень легко найти.
– До ворот и вниз, вперед по лестнице... – повторил Петер.
Лина рассмеялась.

«Превед» пришел на работу в отвратном настроении. Это был мерзкий день. Может быть даже хуже того, когда он впервые в своей жизни изобрел новинку «электронный втыкатель». Тогда «Преведу» было 15 лет, и никто его за сие изобретение по головке не погладил. Вдобавок домой заходили очень серьезные дяди из очень серьезного ведомства на три буквы (но не те, что вы подумали) и дяди эти долго и нудно говорили с ним о безопасности государства и прочей ерунде, которая в сознании Преведа просто не укладывалась.

Петер жил вдвоем с бабушкой на третьем этаже многоэтажного дома. Сколько в нем этажей на самом деле, мальчик не знал, но не потому, что не умел считать, а просто их число непрерывно увеличивалось. Дом тянулся ввысь и раздавался вширь, менял цвет, словно хамелеон, то там, то здесь отращивал леса, перекрашивался и перекраивался изнутри. 

Физики заявляют: время – это возникающий феномен, побочный эффект квантового спутывания частиц. И теперь у них впервые в мире появились экспериментальные результаты, которые это подтверждают. В 1983 году физики-теоретики Дон Пейдж и Уильям Вутерс предложили новаторскую теорию, основанную на феномене квантового спутывания. Это экзотическое свойство позволяет двум квантовым частицам иметь общее существование, даже если они физически разделены. Квантовое спутывание – это глубинная и мощная связь, и Пейдж и Вутерс продемонстрировали, что её можно использовать для измерения времени. Их идея заключалась в том, что способ, которым пара спутанных частиц эволюционирует, представляет собой некоторый вид часов, которые можно использовать для измерения времени.